[NIC]Адольф Майер[/NIC][STA]Wölfisch shatten[/STA][AVA]https://pp.userapi.com/c637121/v637121850/49c2b/zYpQUxERGzw.jpg[/AVA]

Небо. Синее и безмятежное. Пляшущее в прогалах между зеленой шумящей листвой леса. Рябящее в глазах солнечными лучами, изредка попадающими на ресницы, заставляя болезненно щуриться.
Чужое.
Именно это слово приходило на ум немцу, стоило ему в очередной раз приподнять веки, выплывая из приятного, обволакивающего забытья. Правду говорят, что смерть от потери крови самая легкая - не чувствуешь даже, как жизнь покидает тело.
Святая Мария, зачем фюрера вообще понесло в эту страну? Зачем? И на что он рассчитывал?
Медведь сопротивлялся отчаянно. Расшвыривая по сторонам упорно наседающую на него стаю, выдирая шерсть, ломая хребты, яростно рыча от собственной боли и сверкая налитыми кровью глазами...
И теперь зацепил когтями и его, гауптмана победоносного вермахта. Который сдохнет здесь, как собака. В вязкой после недавнего дождя лесной грязи, не имея сил даже пошевелиться.
Русский снайпер оказался удачливее. Майер не знал, чем он себя выдал. Не успел понять. Прежде чем рухнул на землю, зажимая простреленное плечо и стискивая зубы изо всех сил, чтобы не заорать.
И, хрипло дыша, вжался в лесную землю, зная, что следом за выстрелом последуют шаги. И вторая пуля - уже контрольная, в голову.
Снайпер - желанная добыча. Как для немцев, так и для русских. Одинаково. И чем зубастей она, тем больше ценится такой трофей.
А зубы у Адольфа были. Причем довольно острые.
В своем подразделении он всегда был на хорошем счету как хладнокровный и меткий стрелок. "Wölfisch shatten" - "волчья тень"- так звали его свои. Как звали его русские, гауптман Майер не знал. Просто потому, что до разговора с ним солдаты противника обычно просто не доживали.
Как же могло получиться... так глупо... как?
Умирать он не хотел. Ни за вермахт, ни за фюрера. Ни за фатерлянд. А хотел, как бы глупо это сейчас не звучало, вернуться в родной Кельн. Пройтись по знакомым старинным улочкам под руку с Анной. Посидеть за кружкой пива с Гансом... Гансом, сложившим голову в снегах под Москвой...
Чтобы не было этой проклятой всеми богами войны. Чтобы она вдруг оказалась лишь жутким сном, сном, который развеется утром без следа.
Но сном сейчас был Кельн. А реальностью - жесткий древесный ствол под спиной. И синее небо над головой.
Чужое небо.
- Was für ein Trottel...¹
Эту фразу он готов повторять сейчас бесконечно. Пока и без того уже не выдающие ничего, кроме прерывистого хрипа, пересохшие губы не замрут и не закоченеют.
Он давно уже один в этом лесу. Звуки выстрелов окончательно стихли... полчаса назад? час? вечность?
Пистолет, который гауптман до сих пор сжимал в руке, так и не пригодился. Русские ушли... видимо, не было у них лишнего времени, которое можно было бы потратить на поиск и оббирание трупа вражеского снайпера. Лишили его возможности забрать на тот свет с собой хотя бы еще одного врага.
Свои... ушли тоже. Растворились в лесу быстрыми неслышными тенями, так и не озаботившись судьбой еще одной. Той, которую когда-то сами звали "Волчьей".
И теперь все, что оставалось немцу - сидеть и ждать. Ждать концовки этой затянувшейся пьесы под названием "Жизнь Адольфа Майера".
На какой-то момент подкатывает злость.
Собачья смерть...
Правая рука с зажатой намертво в ней рукояти пистолета медленно поднимается. Рывок, еще... дотянуться если не до виска, то хотя бы до подбородка, прижать ствол к коже и резко втопить спусковой крючок...
- Fluch...²
Слово, вырывающееся откуда-то из недр груди, больше похоже на хриплый вой. Рука вновь обессиленно валится на землю. Достаточно неловко при этом вывернувшись, но этого гауптман уже не ощущает.
Его забирает в свой плен вязкая, непроглядная темнота...
Темнота, привлеченная резким напряжением сил и без того уже их практически лишенного тела.

<sub>1. Как глупо...
2. Проклятье</sub>

[NIC]Адольф Майер[/NIC][STA]Wölfisch shatten[/STA][AVA]https://pp.userapi.com/c637121/v637121850/49c2b/zYpQUxERGzw.jpg[/AVA]
Вода, трогающая прохладными влажными пальцами подбородок, насмешливыми нитками сбегающая по шее... чуть железистый вкус которой все еще тенью стоял на мгновенно вновь пересохших губах.
Дождь?
Мысль мелькнула и растаяла. Не дождь. Иначе бы вода была везде - на лице, руках, прохладными ужами забралась под одежду...
Не дождь...
Захрипев, Майер судорожно закашлялся, жадно ловя воздух... вдруг внезапно осознав одну простую истину, озарившую темноту вспышкой молнии.
Он жив.
Кашель перешел в смех. Хриплый, дрожащий, какой-то неестественный и искаженный... но гауптману было все равно. Он пребывал в состоянии какой-то странной эйфории, упиваясь новообретенными ощущениями, не видя и не слыша ничего вокруг.
Возможностью мыслить. Чувствовать. Существовать.
Жив...
Он забыл уже, как сидел, прислонившись к тому дереву и апатично ожидая конца. Как стискивал в ладони пистолет, силясь поднять руку и самостоятельно оборвать это уродливое, искалеченное существование...
Все это вытеснило одно короткое слово.
Слово, вмещающее в себя целую вселенную.
- Saint Mary... lebend...¹
Последнее слово вырвалось почти шепотом. Хриплым, бессильным. Но, несмотря ни на что, упрямым.
Чего стоят империи, правители, территории и ресурсы? И чего стоит маленькая, короткая, но такая безумно ценная человеческая жизнь?
Твоя жизнь...
Кашель снова рванул рысьими когтями горло, в которое словно бы насыпали песка. А вместе с ним пришла боль. На сей раз рысь запустила когти в раненое плечо. И теперь медленно втягивала-выпускала их, заставляя боль мелькать обжигающими, ритмичными вспышками...
- Der Teufel,² - уже более разборчиво прошипел выведенный из строя снайпер, впрочем, все еще не спеша открывать глаза. Впрочем, он чувствовал, что это сейчас ему вряд ли удалось бы. Настолько тяжелыми, словно бы отлитыми из свинца, казались собственные веки.
В зубы неожиданно тычется железо. Майер инстинктивно стискивает челюсти, даже не пытаясь определить, откуда оно здесь взялось и что это за предмет. Раненый зверь, от которого Адольф мало сейчас отличался, подозрителен. Крайне подозрителен.
Ровным счетом до тех пор, пока не понимает, что это - фляжка. И в ней есть вода.
Вода...
Стискивает горлышко, давясь, жадно, как голодный волк рвет оленью шкуру, глотая. И почти рычит, когда фляжку у него отбирают. Все нутро властно требует еще...
Впрочем, становится все равно легче. Царапанье в горле чуть унимается, превращаясь в ленивое поскребывание. Уже вполне терпимое по самой своей природе...
Секунда. Минута. Затем Майер все же, сделав над собой усилие, разлепляет глаза. Неизвестность начинает давить слишком ощутимо. Наверное, потому, что именно сейчас мозг пусть несколько запоздало, но все же включается в работу...
Сначала перед глазами лишь белесая муть, туман. Напряжение зрения отзывается болью, и гауптман вынужден оставить попытки форсировать события.
И ждать.
Когда начинают появляться очертания, Майеру кажется, что он сошел с ума.
Просто потому, что этого не может быть.
Она сейчас за сотни километров. В Кельне. В Кельне, а не в этих проклятых русских лесах.
- Anna...
И тут же понимает, что и впрямь ошибся.
Не Анна. Не ее белокурые волосы, пушистые ресницы и белозубая улыбка. Человек, который сейчас склонился над снайпером, похож на нее лишь голубыми глазами. Почти такими же, как и у самого гауптмана, разве что чуть светлее, водянистей.
Тоже девушка... с достаточно коротко стрижеными волосами. Русыми, темными. И черты лица совсем другие. Не очень-то похожие на арийские.
- Masha, - немец судорожно облизывает пересохшие губы, зацепившись за первое русское женское имя, которое может вспомнить. И пытаясь понять.
Зачем? Зачем она это делает?
Ведь он враг... враг, который вполне мог сжечь ее родную деревню, поймать ее брата или отца в перекрестье прицела и нажать на спуск... враг, который не пощадил бы ее саму, если бы они поменялись ролями.
Сжимает губы, искривляя их в подобии усмешки. Находит голубые глаза, не мигая уставившись в их глубину.
Майер не знает русского. Равно как и она вряд ли знает немецкий.
Но он надеется, что она поймет хотя бы этот один вопрос. Вопрос, который он намерен донести до нее в любом случае.
Почему?

<sub>1. Святая Мария... живой...
2. Черт</sub>

[NIC]Адольф Майер[/NIC][STA]Wölfisch shatten[/STA][AVA]https://pp.userapi.com/c637121/v637121850/49c2b/zYpQUxERGzw.jpg[/AVA]
- Маша? Какая я тебе Маша? Я вообще парень!
Морщится, понимая свою ошибку. Смысл слов немцу неясен, но... голоса вполне хватает. И он точно не женский.
Неприятно... очень неприятно... хотя, с первого-то взгляда...
Не девушка. Парень... правда, до жути похожий на девушку. Молодой, кожа бледная, черты какие-то тонкие... еще и волосы гораздо длиннее, чем это обычно бывает.
- Gut, - хрипло соглашается гауптман, отмечая, что произносить слова уже гораздо легче, чем пару минут назад. - Nicht Masha. Ivan?¹
Молча следит, насколько это позволяет положение тела, за вышагивающим туда-сюда русским. Поначалу Майер еще прислушивается к тому, что парень бормочет себе под нос, но затем перестает. Чужое наречие сливается в какую-то неопределенную массу, из которой попросту невозможно вычленить хотя бы крупицу смысла.
Что для него сейчас важно?
Недавняя буря эмоций улеглась окончательно, оставив после себя лишь привычное затишье холодного расчета. И сейчас ему, по сути, нужно сделать то же самое, что и всегда: выбрать грамотную позицию, затаиться, дождаться нужного момента и, поймав цель, выпустить пулю.
Иными словами...
Алгоритм действий в голове гауптмана уже выстроен. И первым пунктом в нем стоит: узнать, кто этот парень и зачем ему понадобилось подбирать и перевязывать (давление бинта на раненое плечо Майер уже отметил) вражеского бойца.
- Эй, фриц, патриот херов, понравилось огребать за страну-любимую?
Интонации немцу отчетливо не нравятся. Слишком уж явно выражена в них насмешка. Не говоря уже о раздражении, которым прямо-таки сочится каждое слово этого странного русского.
Который уже начинал у него прочно ассоциироваться с брехливой шавкой. Бегает вокруг, косится, и гавкает, гавкает, гавкает...
Так, что и без того не очень себя чувствующая голова начинает уже буквально раскалываться.
Верхняя губа так и норовит вздернуться в усталом оскале, но гауптман одергивает себя, сохраняя по крайней мере внешне ледяное спокойствие.
- Ich nicht Frits, - ровно поправляет он, уловив среди незнакомых слов кажущееся сейчас откровенной весточкой с родины немецкое имя. - Mein Name ist Adolf.²
Майер говорит медленно, с расстановкой, изредка прерывая слова хриплым кашлем. Он уже практически уверен, что собеседник знает немецкий примерно на том же уровне, как и он сам - русский. То есть, пара-тройка наиболее общих слов разряда "хорошо-плохо", "Сталин-Гитлер", "Москва-Берлин". Так что приходится изыскивать другие средства для нахождения хоть какого-то понимания.
Смешно, но сейчас снайпер в кои-веки не испытывает отрицательных эмоций от осознания того, что его зовут точно так же, как и фюрера. Это - своего рода гарантия того, что русский действительно поймет, что "Адольф" - имя. А не обычное слово, которое можно спокойно пропустить мимо ушей просто потому, что не знаешь его значения.
Мысли вновь возвращаются к стоящему перед ним невысокому пареньку, которого немец уже мысленно окрестил Иваном. Хотя бы для себя. Нет, Майер прекрасно знал, что не всех русских зовут Иванами и Машами - это было бы просто глупо. Но до тех пор, пока немец не узнает его настоящего имени - будет Иваном.
Все лучше "шавки".
Молодой. Очень молодой. Моложе, пожалуй, даже самого Майера. Который и звание-то свое в такие годы получил лишь благодаря участию в паре секретных операций командования... целей/задач/планов которых он не знал, и знать не хотел, чувствуя, что чем меньше он знает, тем дольше проживет. Как бы глупо это не звучало в военных условиях, когда достаточно одной шальной пули.
Как сейчас вот...
На солдата не слишком похож. Хотя... гауптману на этой войне доводилось видеть всякое. В том числе и двенадцатилетних мальчишек, берущихся за винтовку. Так что это не показатель.
Один. Будь рядом отряд - давно бы дали о себе знать. Следовательно, либо отбился от своих, либо дезертировал.
Второе для Майера, конечно, было предпочтительнее. Ниже шанс в итоге оказаться где-нибудь в застенках русского НКВД. Да и стоит русским сообразить, что молчаливый снайпер без документов (которые гауптман никогда, само собой, на задания не таскал) - и есть тот самый Wölfisch shatten, попортивший им столько крови...
Расстрел будет казаться самой легкой смертью по сравнению с тем, что его могло ожидать.
Снайпер - не солдат в обычном понимании этого слова. Многие законы военного времени по отношению к нему не действуют. Их стараются уничтожать сразу, очень редко берут в плен... а если этот снайпер еще и успел как следует отметиться...
Еще один пункт плана действий - не дать русскому догадаться, кто перед ним. Вряд ли он, конечно, в курсе того, кто орудовал в здешних лесах в ближайшие несколько месяцев... но лучше не рисковать.
А попутно - вытянуть как можно больше информации из своего... если не противника, то временного союзника.
Ибо тот, кто информирован - уже вооружен.

<sub>1. Хорошо. Не Маша. Иван?
2. Я не Фриц. Мое имя Адольф.</sub>

[NIC]Адольф Майер[/NIC][STA]Wölfisch shatten[/STA][AVA]https://pp.userapi.com/c637121/v637121850/49c2b/zYpQUxERGzw.jpg[/AVA]
Дима так Дима. Пусть будет так. Немец не против. Выглядит вроде бы не так уж и сложно. Запоминанию, во всяком случае, поддается - пару раз мысленно повторив непривычное сочетание звуков, Майер уже почти уверен, что у него из головы оно уже не вылетит.
Хотя... даже если бы имя этого русского было куда сложнее, снайпер все равно расчистил бы для него одну из полочек в хранилище собственной памяти. Хотя бы из тех соображений, что человек, к которому обращаются по имени, а не на "ты, иди сюда" априори будет относиться... если и не более доверительно, то, во всяком случае, несколько получше.
А расположение этого паренька гауптману, как бы это сейчас смешно не звучало, но было жизненно необходимо.
Один в лесу он, может, и протянул бы... и своих нагнал бы точно... если бы не ранение. И не кровопотеря... снайпер не был уверен, что сможет на ноги подняться, не говоря уже о том, чтобы их переставлять, причем в хорошем таком темпе. А, следовательно...
За перемещениями этого Димы он почти не следит, быстро перебирая в уме цели, варианты, способы... тем более что это, по большому счету, единственное, на что снайпер вермахта сейчас способен.
И с раной, определенно стоящей сейчас для Майера во главе угла, самостоятельно он не разберется. Что-то... характер ли дергающей плечо боли, звериное ли чутье, внешний вид ли этого русского... или все это в совокупности подсказывало гауптману, что пуля вражеского стрелка по-прежнему остается там, где ей быть не положено - в теле. И ее срочно нужно оттуда вытаскивать.
Причем тут играло роль не только то, чем это могло обернуться с медицинской точки зрения... Майера, несмотря на все его привычное хладнокровие, брала нервная дрожь при осознании того, что в плече у него сидит кусок железа. И что, возможно, он останется там до конца его жизни.
Черт, как бы теперь еще объяснить Диме, что пулю надо бы вытащить... медик из парня явно, как как из содержимого лужи пиво, но лучше так, чем никак вообще. Пусть кое-как, пусть с дикой болью, но вытащит.
В этом немец был настроен крайне решительно. И никаких отступлений от занятой позиции делать не намеревался.
Но пока он прикидывал, каким образом бы донести до этого Димы, что именно ему от него надо, тот сует фляжку гауптману (которую тот автоматически перехватывает, по звуку определяя, что содержимого в ней примерно половина от общего объема) и поднимается.
И начинает пантомиму...
- Адольф. Ты здесь, - тыкает пальцем сначала в снайпера, потом в землю. - Дима,- на сей раз палец русского упирается в собственную грудь, - за водой... - красноречивое помахивание фляжкой, явно пустой.
Понять, чего хочет "Иван", не слишком сложно. "Ты сиди здесь, никуда не девайся, я за водой пока схожу".
Майер хрипло фыркает, уже смотря в спину уходящему парню. Хочет он или нет, но получается отчасти презрительно. Уйдет он сейчас куда-то, да... даже если б и хотел, не получится. Разве что его "уйдут", причем прямым рейсом на тот свет.
Дождавшись, пока Дима скроется в зарослях, Майер осторожно поворачивается, опираясь на здоровую руку. Морщится от боли и легкого головокружения, которыми отозвалось это действие, и медленно садится.
Изучает перебинтованную руку.
Он намерен не оставить парню выбора.
Существовала, конечно, опасность, что тот предпочтет добить "пациента"... но особого внимания гауптман ей не уделял. Если уж русский а) не прошел мимо, б) оказал какую-то медпомощь... то об этом, скорее всего, можно забыть.
Да даже если он и рассчитывает на вознаграждение от правительства... за живого снайпера дадут больше, чем за мертвого. И вряд ли Дима этого не понимает.
Так что...
Здоровой рукой вытягивает ремень, хладнокровно изучает. Пойдет. Жесткая кожа не позволит ни прокусить язык, ни повредить зубы. А такая опасность, если болевые ощущения очень сильные, реально существует. Так что лучше озаботиться этим заранее.
Хотя... это будет менее больно, чем если бы пришлось сначала резать по начавшим срастаться тканям, а лишь потом вытаскивать пулю... а так дырка в коже уже, можно сказать, проделана.
Осторожно касается повязки, шипит и начинает ее аккуратно разматывать. Первые слои бинта еще чистые, но ниже они уже успели окраситься в красный. Довольно неприятное, к слову, зрелище, при виде которого к горлу подкатывает тяжелый ком.
На этом Майер пока и останавливается. Неясно, когда еще вернется этот Дима. Кто знает, вдруг до этого момента еще вполне можно банально истечь кровью...
Снайпер краем глаза улавливает движение. Резко поворачивает голову, вцепившись в голубые глаза своими.
- Hilfe,¹ - отрывисто произносит Майер, продолжая хладнокровно разматывать бинт. Тычет пальцем в прикрытую теперь лишь одним-двумя слоями ткани рану, прекрасно понимая, что жесты возымеют куда больше действия, чем слова. Складывает пальцы в щепоть, почти касается бинта и отводит руку, словно бы что-то вытаскивая.
Если не дойдет... немец, по правде говоря, даже и не знал, как еще будет объяснять, чего он вообще хочет от русского. Не знал.
Но если уж на то пошло, гауптман и так старался изложить все максимально доступно. Так, что разве что только абсолютно тупой идиот не поймет. А Дима на такого, даже при всем прочем, не смахивал.
Хотя...
Он оказал помощь. Врагу, которого любой другой нормальный человек давно пристрелил бы. Или бы и вовсе прошел мимо, разве что бросив сквозь зубы: "подыхай, собака".
А это... вполне возможно, уже показатель.
Или... диагноз.

_{1. Помоги}

[NIC]Адольф Майер[/NIC][STA]Wölfisch shatten[/STA][AVA]https://pp.userapi.com/c637121/v637121850/49c2b/zYpQUxERGzw.jpg[/AVA]
Справедливости ради, русский и впрямь оказался не дебилом. Дошло до него сразу...
Реагирует паренек бурно... даже чересчур бурно. Хватает Майера за руку, мешая разматывать бинты, что-то быстро говорит - рвано, сбивчиво, подчас произнося слова со скоростью и резкостью пулемета. Причем в каждом слове, в каждом движении виден один-единственный посыл: "не проси даже, не буду!"
Гауптман в ответ не произносит ничего. Он ждет. Ждет, пока Дима чуть угомонится и вновь обретет способность рассуждать адекватно.
И, кажется, дожидается.
Парень вновь что-то непонятно произносит по-русски, отходит, роется в своих вещах. Злобно-сердитые взгляды, бросаемые на снайпера, тот игнорирует. Не нравится ему это... и пусть не нравится. Главное, чтобы он требуемое от него сделал, а до всего остального Майеру нет ровным счетом никакого дела.
За не слишком торопливыми, словно бы призванными оттянуть момент извлечения пули, приготовлениями Димы, немец следит с плохо скрываемым раздражением. Сам он, напротив, желает, чтобы все это уже окончилось быстрее. И исчезло наконец это нервное напряжение, нещадно дергающее тело...
Тихо шипит сквозь зубы, терпеливо перенося размачивание и окончательное снятие повязки, а затем и спиртовую обработку будущей операционной поверхности. Действия русского достаточно уверенные... значит, знает, как все это делается, не понаслышке. Какой-никакой опыт, но есть. Что же, тем лучше. Больше шансов на то, чтобы не загнуться в результате всего этого.
Принимает у Димы фляжку, с кривоватой усмешкой опознав в ней свою собственную, закидывает подбородок, вливая в себя остатки содержимого. Слабый алкоголь, конечно... с собой снайпер эту фляжку вообще таскал лишь затем, чтобы хоть немного разгонять кровь по жилам во время ночных бдений-засад... не рассчитывал, что пригодится в таком вот качестве. Но лучше хоть так, чем никак. Может, не градус сыграет свою роль, так доза.
Напряженно подчиняется заставляющему опуститься на землю толчку в грудь, тщетно пытаясь расслабить словно бы закостеневшие мышцы. Разум твердит, что это необходимо... иначе он рискует стимулировать этим кровотечение. Но зверь, прочно засевший сейчас внутри, его доводам внимать не желает. И готов тяпнуть любого, кто только к нему притронется.
Берет протянутый русским ремень... медленно сжимает в челюстях, ощущая неприятный кисловатый привкус кожи. Закрывает глаза, сосредотачиваясь на мысли о том, чтобы не дергаться. Въедет еще этому русскому в челюсть...
Хотя, это уже как получится.
На зря же ведь все подобные манипуляции обычно проводят в паре - один держит пациента, другой непосредственно ковыряется в ране...
Последовавшая за этим пауза вызывает вспышку отчетливого раздражения. Снова затягивание... ради чего? Ради того, чтобы дать ему возможность передумать? Не передумает он, пусть даже не надеется. Гауптман если что-то для себя решал, то своротить его с намеченного пути было посложнее, чем отвлечь разъяренного испанского быка за погони за тореадором.
Пальцы Димы наконец неуверенно тычутся в плечо, как ни странно, принося почти облегчение.
А затем приходит БОЛЬ.
Майер рычит, неизвестно каким усилием воли подавляя желание отшвырнуть прочь Димину тушку. Рана горит буквально огнем, кажется, добравшимся до самой кости, жадно облизывающим, обугливающим ее...
Сознания он не теряет, хотя и успевает подумать, прежде чем мозг окончательно теряет возможность мыслить, что лучше бы он отключился.
А вообще - можно ж ведь просто было заставить русского шарахнуть себя рукояткой пистолета по голове, предварительно показав место и нужный угол удара...
Гауптман не фиксирует тот момент, когда ковыряния русского в его огнестреле наконец прекращаются, а на плечо начинает давить уже знакомая тяжесть повязки.
Возможно, чуть более сильно, чем до этого... но по сравнению с самим процессом извлечения пули это так... легкий дискомфорт...
Все. Все. Все...
С усилием разжимает болезненно ноющие челюсти - он даже не заметил, что сжал зубы настолько сильно, что на ремне остались отчетливые и довольно глубокие следы зубов. Жадно хватает ртом воздух, затем начинает сдерживаться, пытаясь нормализовать дыхание.
- Ну как?
Слова русского долетают словно бы через туман - глухо и неясно. Однако суть вопроса Майер угадывает интуитивно.
- Lebend,- хрипло, как-то отчасти каркающе отзывается он, забыв, что его с практически стопроцентным результатом не поймут. Шарит рукой возле себя, нащупывает фляжку, негнущимися пальцами отвинчивает крышку и, на чистом усилии воли приподнявшись на локте, глотает.
Затем еще... и еще...
Опомнился он лишь тогда, когда на дне перестало даже что-либо плескаться. И медленно опустился назад, устало откинув голову.
Веки смыкаются сами собой.
И на сей раз обступающая мягкая темнота воспринимается гауптманом уже чуть ли не как благословение.

[NIC]Адольф Майер[/NIC][STA]Wölfisch shatten[/STA][AVA]https://pp.userapi.com/c637121/v637121850/49c2b/zYpQUxERGzw.jpg[/AVA]
Лес. Довольно свежо, ибо лето уже подбирается к своему логическому завершению. Роса, легкий туман, стелющийся между стволов...
Свистящие где-то в листве птицы...
И безмятежно похрапывающий, как всегда, у него под боком, русский.
Майер медленно уселся и зевнул, едва не вывернув при этом челюсти. Зябко перебрал плечами, чуть поморщившись при этом от легкой ноющей боли, которой отозвалась раненая часть тела. Огнестрел все еще изредка давал о себе знать... но по большому счету о нем теперь напоминал лишь уродливый округлый рубец. Жить с которым вполне себе было можно.
Месяц... Святая Мария, уже добрый месяц он шляется по этим русским лесам. И дело даже не в том, что приходится жить практически как зверю - спать на земле и есть то, что по тому же лесу бегает да под ногами растет... это дискомфорта особого не доставляло. Хотя, нет слов, порою дико хотелось выспаться не на земле. И поесть чего-нибудь... более привычного... вспомнив, какова была на вкус подстреленная им два дня назад лисица, немец поморщился. Да... а чего стоило до этого отобрать у возмущенно верещащего Димы свою винтовку, не зная, как объяснить ему же, что расстрел партизан откладывается...
Кстати, именно в этом русском и была вся загвоздка.
Понять его гауптман так и не понял. Ни мотивов, ни поведения... недаром, наверное, говорят о странном характере этой нации... ни даже того, куда тот, собственно, его тащит. И зачем.
В том, что ни в какое НКВД его сдавать не собираются, Майер уже убедился. Хотел бы Дима - давно б уже это сделал. Тем более когда его невольный пациент еще только-только оживал после ранения, не будучи в силах оказать хоть сколько-нибудь годное сопротивление.
Но вопрос все равно оставался открытым. И причина этого была проста.
Взаимное незнание языка.
Нет слов, конечно, за этот месяц они друг у друга кое-чего понахватались. По десятку слов уж точно. Самых общих, плана "мясо", "костер", "вода" и прочая, но для общения на бытовом уровне с натягом хватало. А вот для обсуждения уже куда более тонких материй...
Хотя... если рассуждать логически, то Дима, скорее всего - и впрямь дезертир. Своих не искал... и вообще сильно как-то не дергался. Такое ощущение, что ему и в лесу хорошо. А, следовательно, и направления у их движения никакого нет - лишь бы от солдат подальше, причем равно как противника, так и своих. В чем везло пока несказанно...
А сам он? Кем сейчас является Адольф Майер, гауптман вермахта?
Усмехается, потуже затягивая воротник гимнастерки советского образца - вещицу неизвестно откуда притащил Дима. Впрочем, у кого бы русский ее не спер... а рассудил паренек здраво. Если наткнутся на кого - подозрений меньше будет. Чем если бы Майер продолжал расхаживать в немецкой форме...
В том-то и дело, что он и сам не знает... кто он сейчас.
И куда ему идти.
К своим?
Чуть морщится, покосившись на лежащую рядом, чтобы в случае чего можно было быстро дотянуться, винтовку.
Свои... а такие ли уж они ему свои?
Гауптману не нравилась война. Не нравилось то, чем ему приходилось заниматься. Не нравилось то, что вытворяли те самые "свои"... не все из них, конечно, но...
Морщится, тщетно пытаясь вышвырнуть из памяти услужливо всплывшую картинку...
...звуки, доносящиеся из-за низенького сарая, настораживают проходящего мимо Майера, заставляя остановиться. И резко свернуть с намеченного маршрута.
Картина, открывшаяся за поворотом, ему резко не нравится...
Хватает за воротник белобрысого солдата - кажется, его зовут Фридрихом - разворачивая того лицом к себе. И бьет с размаху, не жалея.
Худенькая девчонка лет шестнадцати от силы не дожидается, чем все это окончится. А бежит прочь, не оглядываясь.
На нее гауптман не смотрит, уставившись в чужие, не понимающие причин подобной реакции глаза...
- Luder...¹ - рычит он, отшвыривая сослуживца от себя и брезгливо отряхивая руки...
И таких воспоминаний было много. Слишком много...
Тощий мальчишка лет семи, попытавшийся стянуть банку консервов из вещмешка одного из солдат... и его же попытки безуспешно защитить живот и голову от ударов чужого сапога...
Хочет ли он вновь окунуться во всю эту грязь с головой? И ради чего? Победы в этой бессмысленной войне, войне, которую все равно не выиграть? Величия рейха? Самоутверждения фюрера?
Да и вряд ли они примут пропавшего снайпера с распростертыми объятьями. Без проверок и допросов не обойдется. Мало ли, русским продался, а теперь назад решил вернуться, только теперь в качестве шпиона...
Но что тогда?
На безмятежно сопящего Диму немец косится с отчетливой завистью. Вот уж кому действительно нет никакой нужды терзать свой мозг подобными дилеммами. Вот он и спит сном младенца, отдыхая после своих ночных похождений.
Отлучки русского Майер заметил уже с неделю назад. Но лишь теперь решил, что надо бы за ним аккуратно проследить. Хоть и... а мало ли куда тот бегает. Неведение спокойствия не добавляет.
Но это придется уже ждать до сегодняшнего вечера. А пока...
Поднимается, лениво потягивается, распрямляя затекшие мышцы.
Фыркая, плещет на лицо и шею прохладной водой из набранного вчера ведра (в свою очередь тоже стянутого откуда-то не в меру хозяйственным Димой...) С легким раздражением проводит ладонью по щеке. Нда, нож в качестве бритвы он пока так и не освоил... и потому порезы заживали куда медленнее, чем успевала отрастать щетина.
Подумав, подтаскивает ведро поближе к Диме. Тихо, стараясь не лязгать, ставит рядом.
И, резко зачерпнув, выплескивает содержимое ладони тому на лицо.
- Вставай... Faultier,²- немец прекрасно знает, что его произношение русских слов ужасно, но отказать себе в этом небольшом развлечении не может. Пусть Дима хоть раз на своей шкуре попробует собственный глупый юмор...
Да и... он же ведь не знает, что тот всю ночь прошатался неясно где, не правда ли?

<sub>1. Падаль...
2. Лентяй</sub>

[NIC]Адольф Майер[/NIC][STA]Wölfisch shatten[/STA][AVA]https://pp.userapi.com/c637121/v637121850/49c2b/zYpQUxERGzw.jpg[/AVA]
- Идиот...
Это слово Майер уже знает. Равно как и с десяток других, которыми Дима сыпал довольно-таки частенько. Хотя, справедливости ради... и русский у него тоже часть лексикона почерпнул... причем не самую лучшую часть. Смешно даже с какой-то стороны. Налаживание языкового контакта началось с обмена матерными словами и выражениями.
Так, но ведь не просто так же он сейчас оборвал сладкий сон... компаньона?
Отомстить за все его предыдущие "шуточки" - да, это само собой разумеется. Но это далеко не все.
Снайпера что-то беспокоило.
Что - он бы и сам конкретно не сказал. Просто последние два дня глубинное, звериное чутье попросту вопило об опасности. Следов которой немец, по правде говоря, пока не видел... но интуиции своей доверять привык. Тем более что та уже была изрядно натренированной. Снайпер без чутья на опасность - мертвый снайпер.
Гауптман бегло перебрал в памяти слова, которые теоретически должны были быть понятны русскому... и зло зашипел, растянувшись на земле.
Идиот взбалмошный...
- Trottel,¹ - прорычал снайпер сквозь зубы, потирая плечо, которым некстати приложился о советскую почву. По счастью, здоровое. Медленно крутит рукой, проверяя работу мышц, и, не выдерживая, повторно матерится сквозь зубы. На сей раз по-русски, чтобы до этого клоуна дошло уже совершенно точно.
Диме еще повезло, что Майер не ожидал от него ничего подобного... а то, еще чего доброго, сам потом испытывал бы на своей шкурке все прелести лечения, осуществляемого неумелым медиком. Руки, которую немец сломал бы ему не задумываясь. Просто по той причине, что тело в таких ситуациях - особенно если в него вбит ряд соответствующих рефлексов - определенно действует быстрее разума.
Поднимается, сплевывает в сторону, в кусты. Злости на Диму, уползшего на другую сторону импровизированного лагеря, нет - как известно, на убогих не обижаются. Неприятно, да. Но ничего ты с ним не сделаешь.
К сожалению...
Хотя, сделать-то можно... только вот одному в глубине вражеской территории, со знанием лишь местного мата...
Русский еще что-то раздраженно бурчит себе под нос... но гауптман его уже не слушает.
Он напряженно замер, практически слившись с ближайшим древесным стволом... и обратившись в слух.
Один... второй... тишина.
В лесной глубине сухими щелчками трещат выстрелы.
Майер еще секунд десять прислушивается, ожидая продолжения... а когда его не следует, быстрым шагом подходит к Диме и тычет его носком сапога в бок, вынуждая открыть глаза.
- Sich erheben,² - подходящего слова по-русски немец в своей памяти не отыскивает... но, впрочем, тот и так его поймет. В подкрепление в словам Майер хватает Диму за запястье и тянет на себя, вынуждая оторвать туловище от земли. Лязгнув челюстями, выталкивает наружу единственное известное ему русское слово, которое более-менее подходит к ситуации. - Быстро.
Отсюда нужно уходить. Срочно. Стреляют где-то не совсем уж далеко... и нарваться на тех, кто сейчас нажимал на спусковой крючок... винтовки или автомата, стоящего на стрельбе одиночными, судя по звуку и его частоте... у немца нет ровным счетом никакого желания.
Бросив Диму, Майер закидывает на плечо свою винтовку. Проверяет магазин пистолета, щелкает предохранителем. От этого оружия сейчас, если что, будет куда больше толку. Снайперка - не оружие пешего боя.
Патронов мало, конечно... беречь нужно... но, на худой конец, есть еще и нож...
- Быстро, - рычит он снова. Больше на всякий случай, чем действительно по необходимости. Русский, несмотря на все его закидоны, не полный идиот... и при выборе между вещами и собственной шкурой наверняка выберет последнюю.
Черт, в идеале, конечно, было бы уничтожить всякие следы стоянки... но на это у них вряд ли есть время.
Нет, время-то определенно есть... но лучше употребить его по иному, более полезному назначению.

^{1. Придурок}
_{2. Вставай}